Slovar russkogo kriminalnogo zargona vorovskih ponatij

by Vladimir Ross

Overview

До сих пор не существовало ни одного издания, которое смогло бы полноценно и всесторонне раскрыть и открыть истинный смысл категорий и смысловых оборотов криминального сленга и воровских понятий. Десять лет мне приходилось изучать этот незнакомый для меня ранее язык, искать истинные корни и учиться владеть им в совершенстве. Сейчас я уже не лезу в карман за словом, чтоб «развести базарок на тему нелицеприятную» или «проявить интерес с претензией». Тюремная лексика так пропитала моё сознание, что нередко ловлю себя на желании кому-то ответить на всем понятном, и в то же время недоступном. Сдерживаюсь с трудом. Свои познания я продолжаю совершенствовать. Литература, исследования криминального мира и выкладка всего на бумагу единственное что мне осталось. Мой криминальный гений давно атрофировался, поэтому искать себя в криминале не желаю. Работать на дядю не получается, хотя (честно) пробовал, и дело не в том, что я плохой работник. С тремя высшими можно было бы неплохо устроиться, но всё тайное становится явным, а работники с «прошлым» никому не нужны. Многое в жизни можно изменить, или даже почти всё, кроме одного, твоего прошлого. Поэтому влача жалкое существование я останусь верным своему «Слову» и постараюсь не разочаровать Вас мои добрые читатели. Слова и термины, которые я вам предлагаю взяты из жизни всех слоёв криминальной субкультуры. Боссы Русской Мафии общаются между собой используя большинство или всё из описанного ниже.
С уважением к Вам — Владимир Росс.

Product Details

BN ID:	2940153116235
Publisher:	Vladimir Ross
Publication date:	07/05/2016
Sold by:	Smashwords
Format:	eBook
File size:	145 KB
Language:	Russian

About the Author

Ренуар изображал то, что видел. Я изображаю то, что понял... Фернан Леже Тюремное заключение... Отголосок французской Бастилии, фашистского Моабита, царско-российского Алексеевского равелина Петропавловской крепости, а если не конкретизировать, то вечного и не знающего территориальных разделений стремления людей наказывать себе подобных самыми изощренными способами. Особенно, если речь касается каких-то идей... Тюремное заключение... Это не просто лишение свободы. Это подогнанное в рамки глобальной гуманизации средство лишать человека жизни, ничего, что таким нудным, изнуряющим даже своих клевретов методом. Продолжительная казнь всегда страшнее... Тюремное заключение... Но так уж повелось, что дьявольская изобретательность мучителей всегда отождествлялась с тем самым лучшим, что было в их жертвах. Уродство палачей умалялось величием приговоренных. Душевная грязь экзекуторов размазывалась на их лицах плевками истязаемых. А убогая низость надзирателей возвышалась рвущимся в поднебесье духом заключенных.... Так устроен мир, и так появились книги. Они создавались непросто. В тюрьме, в условиях карательного режима вообще трудно делать что-либо не призванное целью выжить и думать о чем-то отвлеченном, выходящем за рамки насущно прагматичного и рационального. А может, наоборот, именно вышеупомянутое влечение облагородить несмышленых Эринний и противостоять узаконенному ходу вещей, чуждых и отвратных человеческому естеству, неустанно подталкивает к творческому созиданию. Кажется, Ницше назвал такое состояние «первым культурным посвящением». Не наберусь смелости примерять на себя столь громкую формулировку, тем более, что тюремной администрацией, которой всегда видней, мои занятия писательством назывались вовсе не культурой, а «неадекватным поведением осужденного». Не знаю... Я просто нашел то, что помогало жить. Скорее даже мои рукописи и стали там самой жизнью... А потом... Мог ли я, кознями рока занесенный в подземелья усовершенствованного видеокамерами и инфракрасными датчиками замка Иф на растянувшиеся в целую жизнь десять лет и опять-таки по капризу судьбы воскресший, заново родившийся любовью своих близких, изжить из себя этот дореинкарнационный период, раз и навсегда забыть о нем? Как быть, если что-то, не подчиняясь стирающему эффекту времени, всё глубже въедается в ту сокровенную часть сердца, где хранится пусть не самое приятное, но от которого никуда не деться? Этот отпечаток по-прежнему свеж, будто всё в&1095;ера происходило. Воспоминания неотступно преследуют меня днем, а ночью причуды памяти всплывают в снах. Пропитанное духотой камер и пронизанное холодной сыростью карцеров подсознание взывает к каждой мелочи тюремными ассоциациями. Отбрасывают в прошлое укоренившиеся привычки. Я часто вижу в толпе прототипы многих персонажей своих книг... Именно они — прообразы моих главных героев, схожие как две капли воды на тех, кто был со мной долгие годы и остался за толщей бетона, и стали главной причиной писать о принципах, которые помогают им не сдаваться, не дают отступать и прогинаться даже перед смертью. Светлая им память... Я не романтизирую преступников и само явление преступности. Я ненавижу убийц, насильников, аферистов, зарящихся на тощий кошелек пенсионера. Не о них мои работы. Есть другие. И хотя каждое преступление есть зло, но... Говоря об уголовниках, я, в первую очередь, вывожу из тени то человеческое в них, которого подчас больше, чем в законопослушных гражданах, и которое нелепо затирается «полицейскими» авторами, но не забываю и о плохом. Сбрасывая с мафиозной идеологии флёр тупого примитивизма, которым усердно покрывают криминал коммерческие писаки, не имеющие и толики понимания о том, что они пишут, я стараюсь остаться объективным и твердо считаю: любой имеет право судить о чем-либо сам без подтекстовых направляющих социальной цензуры. Надеюсь, мне удалось выдержать нейтралитет и очень хочу, чтобы встречающаяся ирония увиделась вами просто как литературный прием и ни в коем случае не как средство свести личные счеты с теми, по чьей вине я провел в аду треть дееспособной жизни. Напротив, спасибо им. Уголовный мир существует не в рубриках криминальных хроник и годовых сводок пресслужб силовых ведомств, количество осужденных лишь малая его верхушка. Настоящая же преступность, подводная часть этого айсберга, всегда рядом с вами, но укрыта темными водами, незрима для человека постороннего. И желание помочь вам лучше понимать, наблюдать и видеть занимало среди прочих мотивов, побудивших к написанию, ничуть не менее значимое место. И наконец, последнее. Всё изложенное в моих работах — правда. На то вам моё авторское слово...